А – бронзовый ангелочек с глуповатым лицом. Когда Ангелус хочет выкинуть своего тезку за дверь, до пузырей обжигает руку о крест на спине металлического уродца, и это веселит Спайка до слез.

Б – бурбон. Без святой воды и мышьяка, как ни странно; после тщательной проверки Ангелус снисходит до дарителя, наблюдающего за действиями именинника с насмешливой улыбкой, и они распивают бутылку вместе, в торжественном молчании – и почти не глядя друг на друга.

Это виновата Дарла, твердит себе Ангел. Именно она сгоряча рассказала своему семейству, как и когда был обращен Ангелус, и кто, как не она, несет ответственность за то, что одному из не самых безумных членов семьи пришло в голову праздновать ангелусовы именины? Да еще таким нелепым образом.

В – вереск, тщательно перевязанный суровыми нитками. Первый порыв Ангелуса – выбросить этот гербарий к чертовой матери, но под его пальцами сухие лиловые цветы мнутся и начинают пахнуть так, что он даже забывает о наглеце, посмевшем напомнить о бескрайних полях его человеческого детства.
Подарок бесцеремонно выкидывает Дарла – уже вечером.

- Что ты будешь делать, когда алфавит кончится?
- Что-нибудь придумаю.

Это ему Ангелус обязан грифоном на спине. Святая вода и сажа от деревянного креста; понадобилось почти полгода, чтобы лопатку перестало непрерывно жечь. Над ним смеялось все семейство; а что поделать, когда сам виноват?
Грог – штука опасная, да еще в компании с сумасшедшим Уильямом…

З – перепуганная змея из музея Естествознания. В предыдущие разы было что-то милое и незапоминающееся, поэтому Ангелус не задумываясь лезет рукой в коробку, а змея, тоже без особых раздумий, впивается ему в запястье. От проклятий Ангелуса дрожит, кажется, даже крыша, а автор подарка сгибается пополам от хохота.

- Это тебе на случай, если Дарлы вдруг не будет дома, - поясняет он и увертывается от летящей упаковочной коробки. – Похожи ведь точь-в-точь, только посмотри!

Вечером Дарла действительно в отлучке. По дому бродят только сбежавшая змея да Дру, во что бы то ни стало возжелавшая изловить ангелусов подарок. Рука у Ангелуса почти не болит, - это все-таки не татуировка святой водой, а безвредное пресмыкающееся, пусть даже и ядовитое, - и Спайк с живописным синяком под глазом делит с ним общество и выпивку.

- Боюсь даже подумать, что тебе взбредет в голову в следующий раз, - едко роняет Ангелус, подливая себе бурбон; Спайк весело и как-то нехорошо улыбается, а его взгляд на миг становится светлее и мягче – как у того Уильяма, с которым темноволосый вампир когда-то делил постель. Ангелус, несмотря на боль в припухшей руке, невольно улыбается в ответ, впервые ощущая что-то вроде нетерпения. Но что значит год для бессмертного?

Через год его ждут пожарища китайского восстания, и злые глаза Дарлы, и собственные муки – его извивающаяся в агонии душа похожа на злополучную змею, улизнувшую таки от Дру год назад. Вот бы ему быть таким же удачливым…

- Хей, Ангел! Тут только что родилась новая истребительница, чего бы тебе не попробовать силы самому?

Следующий подарок Ангел не любит вспоминать, но иногда, редко-редко, он размышляет над превратностями судьбы: что подарил бы Спайк Ангелусу – книгу, кота, коврик, сделанный из чьей-то шкуры? Ангелу же досталась всего лишь крыса – но она оказалась дороже целой инкунабулы.

Ангел говорит себе, что эта смешная игра была давно. Что с тех пор утекло столько воды и столько крови, что просто вспомнить сейчас, кем они оба были – невозможно. Что он сам изменился, и что Спайк – после своей умопомрачительной любви, после души, после ада – почти перестал походить на того, кем был когда-то… И вряд ли он помнит о том, последнем, разговоре и о… Да сам Ангел уже не уверен, что память не подводит его, когда ему две ночи подряд снится улыбающийся Спайк с подбитым им самолично глазом. Какую память не забьют, как родник сухой листвой, суматошные проведенные порознь годы?!

Но он все равно надеется – когда смотрит на офисный календарь, когда идет на очередное дело, когда после драки наспех залечивает ушибы и ссадины свиной кровью. Порой ему кажется, что Спайк о чем-то догадывается, порой – что того просто удивляет пристальное внимание несостоявшегося Сира к своей персоне. Хотя их отношения сейчас как никогда близки к идеальным, если не считать непрерывных свар и пары попыток прикончить партнера...
А порой Ангел украдкой листает старый школьный словарь из вещей Коннора и перебирает слова на букву «Л» - от забавных до откровенно неприличных. В самом деле, только лепрекона ему и не хватает… ландышей или лодки…

Спайк поджидает его в гараже, как в старые времена, только в руках у него не необструганная доска, а бутылка бурбона.
- Это тебе, - Спайк неловко пожимает плечами и ставит ее на капот вайпера; бутылка опасно качается и начинает сползать по гладкому металлу, и в попытке спасения драгоценной выпивки рука Ангела сталкивается с рукой Спайка. Это похоже на кадр из романтического кино вроде «Титаника», и Ангела такие вещи давно не трогают, но…
- Это ведь не на букву «Л», - говорит Ангел, чтобы убить неловкое молчание в самом зародыше. Спайк неопределенно пожимает плечами; Ангел сказал бы, что тот смущен, если бы хоть раз видел Спайка смущенным за последние полвека.
- В общем, это тебе, - повторяет Спайк, засовывает руки в карманы и поворачивается, чтобы уйти.
- Эй, - спохватывается Ангел, по-прежнему сжимая в руке бурбон. Спайк оборачивается через плечо, и Ангел мог бы поклясться, что у него такой же неуверенный взгляд, как у него самого, – голос, и так же, Матерь Божья, трясутся руки в карманах… - У меня тут дельце намечается, не хочешь со мной?
- Когда это я отказывался посмотреть, как тебе надерут задницу, - усмехается блондин и распахивает дверцу вайпера, небрежно кидая себя на скрипучую кожу.
- Когда это ты не трепался впустую, - в тон ему отвечает Ангел и бережно, словно чашу Шан-шу, укладывает бурбон на заднее сиденье. – А потом проверим, не подмешал ли ты туда святой воды.
Он поворачивает ключ в зажигании и украдкой косится на не пристегнутого вампира, развалившегося рядом.
В конце концов, на «Л» начинаются не только лакомства и лепреконы.

Конец.