Он всегда тут.

Дети учатся распознавать знаки: вспышка бледных волос в лунном свете, дуновение сигаретного дыма, шорох кожи, когда их молчаливый наблюдатель поворачивается, чтобы уйти. Но на самом деле он никогда не уходит.
читать дальше
Дети все узнали историю в младенчестве. Эту историю их родители шептали им перед сном, укрывая их одеялами и взбивая подушки. Историю их Защитника, поклявшегося присматривать за ними, всегда. И для детей он как Санта Клаус, как Пасхальный Кролик и Зубная Фея, все одновременно. Только острым взглядом ребенка они ощущают, что он другой; они видят, что их родители, также, всё ещё верят. И поэтому они смотрят в ночь спокойными, любопытными глазами, наполненными ожиданием. Ожиданием знаков.

Некоторые из счастливчиков видели его мельком за время своей жизни. Фигуру, стоящую одиноко в темноте, освещенную только слабым светом сигареты. Странно знакомое присутствие среди толпы незнакомцев. Вечную тень, стоящую под их окнами, и отгоняющую прочь все другие тени. Они видят его прикосновения в течение их жизней, и они чувствуют себя более защищёнными из-за этого. Защищёнными, но также и немного печальными.

И ещё есть немногие, которые действительно встречают его; те, кто по случайности или прихоти судьбы, попадают в его мир и остаются там. Большинство из них те, за которых ему пришлось физически вступиться, чтобы спасти их. Тридцать четыре, на которых напали грабители, двенадцать, которых чуть не изнасиловали, семьдесят восемь (и счёт продолжается) потенциальных закусок вампиров. Все они все получают по крайней мере протянутую руку, помогающую им встать с пола. Ещё нескольким достаётся доброе слово, возможно немного сардоническая усмешка. Все они вынуждены наблюдать, как он отворачивается и один уходит в ночь, отклоняя предложения денег, или чашки кофе, или "пойдём ко мне".

Четырнадцать отказались отпустить его.

Они были особенно любопытными; те, кто, как следует укрытые в кровати ночью, вызнавали у своих родителей историю предшествующую этой истории. Почему он защищает нас? Кто он? *Что* - он? И когда они не получали ответы, они пускались на поиски самостоятельно.

То что они находилили, были вампиры. Повсюду вокруг них, прямо под их носами, только всегда вне их периферийного видения. И они изумлялись, как они могли быть не в состоянии увидеть всё это до сих пор.

Обычно, это было в тот момент, когда они подверглись нападению. И тогда он был там.

Тринадцать отступили и смотрели, как он сражался, замерев от страха перед близостью смерти и с благоговением наблюдая за его движениями. Одна поднялась с цемента, на который она была брошена, и пнула вампира, напавшего на неё, в пах. Её Защитник одарил её хитрой улыбкой, прежде чем навсегда покончить со стонущим вампиром. Но он всё же не пошёл с ней.

Однако она и другие тринадцать были упорны. Они нашли то, что искали, и они не собирались так легко упустить его. Через несколько дней, или месяцев, или лет, кто как, они снова находили его. И когда они находили его, он им рассказывал. Такое упорство вознаграждалось правдой. Даже если её трудно было принять.

Двое из них не смогли принять её. Они убежали в ночь, и никогда больше не видели его, однако они знали, что он все ещё наблюдал за ними. Двое ушли и снова вернулись. Семь остались с ним на какое-то время, некоторые, сражаясь на его стороне, некоторые, наоборот, присматривали за ним, когда он приxодил домой, как это часто случалось утром, без той присущей ему лёгкости в походке. Но даже тем, кто в течение многих десятилетий был ему верен, никогда не позволялось трогать его.

Пять сказали ему, что любят его. Каждый раз он отворачивался. И только один раз он заколебался, и когда он наконец повернулся, он был вознагражден слишком знакомым пинком в пах.

Три попросили его сделать так, чтобы они могли остаться с ним навсегда. Его отказы были сверепы, гранича с насилием. Все три удостоились редкого зрелища - истинного лица их Защитника.

Один немедленно извинился. Другой убежал, только чтобы возвратиться следующей ночью, с ещё более неистовым извинением на губах. Третья, удивительно измененив тактику, не пнула его в пах, а спокойно ушла. И он убедил себя, что его послание достигло её.

Две ночи спустя она вернулась. И ещё одна часть его умерла той ночью, когда он вонзил кол в её теперь небьющееся сердце, поглаживая пальцами её длинные светлые локоны в последний раз. Ее зелёные глаза обвиняюще глядели на него, когда она рассыпалась в пыль.

Былo ещё так много тех, кого он не смог спасти.

Автомобильные катастрофы. Рак. Стихийные бедствия. СПИД. Разрезанные самому себе вены. Было столько вещей, против которых он оставался бессильным. Но даже когда у него действительно было необходимое оружие, чтобы победить его противников, он не мог быть повсюду сразу.

И всё же. Обещание есть обещание.

Его первая обязанность лежала умирая, так много лет назад, жертва ещё одного непобедимого противника: смертности. Она держала его руки в последние минуты и смотрела в его глаза.

- Ты позаботишься о моих детях, правда?

- Конечно, - и он вынужден был прикусить губу, чтобы не расплакаться, - и обо всех твоих внуках тоже.

- А о других детях? - Он знал точно, кого она подразумевала.

- Всегда.

- Хорошо, - yмиротворение снизошло на её лицо ее лицо и потом её не стало.

И он стал присматривать за ними: за Саммерсами, и Харрисами, и Розенберг-Mаклэями. И под его надзором их числа росли. И росли, и росли, и росли. Довольно скоро он понял, что он потерял след того, кто был Саммерсом, а кто Харрисом или Розенберг-Mаклэем. И поэтому, чтобы никого не забыть, он взял под защиту всех. Ну так, на всякий случай. Ведь он обещал.

И еще четыреста двенадцать были защищены от грабежа. И еще двести сорок восемь были спасены от изнасилования. И одна тысяча и сколько-то ещё, он потерял им счёт, не стали жертвами вампиров.

Но остается ещё так много тех, кого он не может спасти. И поэтому он иногда приходит домой утром без той присущей ему лёгкости в походке. И он больше никогда не позволяет никому приблизиться достаточно, чтобы пнуть его в пах, или приблизиться вообще. Он здесь не для этого.

Он дал обещание. Давно умершей девушке и её сестре, мертвой почти также давно. И он сдержит его. До конца света.